Игорь Грабарь. Монография художника Валентина Серова

Так ли неудачен портрет Карзинкиной? Сказать, чтобы он был плох, никак нельзя. Это просто иная художественная категория, нежели привычная серовская живопись. В нем нет того внешнего копирования старинной живописи которое всегда противно для современного глаза: портрет абсолютно современен, принадлежа безоговорочно XX веку, и серовская рука в нем ясно видна но это первое произведение какого-то нового пути, еще мало определившегося и потому не сразу воспринимаемого и приемлемого. Что побудило Серова вступить на этот путь? Если на него и подтолкнула Таврическая выставка то должны же были быть веские причины, заставившие его совершить столь резкий, крутой поворот чуть ли не на 180 градусов. Они были. Изучая русских мастеров XVIII и начала X1X века, Серов пришел к убеждению, что наряду с задачей передачи характера и той свежести непосредственного ощущения которая его все время волновала, в живописи есть нечто немаловажное и не менее волнующее, чем столь отличаются старики, - некая художественная приподнятость, то, что в свое время обозначалось писателями и живописцами как "высокий стиль". Природа природой, от природы не уйдешь, но ее можно видеть и трактовать по-разному - более мелочно, буднично, жанрово и более обобщенно, просто, преследуя большую форму, большой характер и большой цвет. Серову стало казаться, что в его портретах слишком много бытовизма, граничащего с натурализмом, особенно ему ненавистным. "Надо искать потерянного "большого стиля", но не подражая старому, отжившему, а создавая свой собственный, новый, живой". С этим настроением он выискивает и модели, соответствующие поставленному им себе заданию. Пусть первый опыт не так удался, как ему хотелось, надо было искать дальше, и в поисках женской модели для такого портрета Серов остановил свое внимание на Г.Л.Гиршман. Одна из красивейших женщин тогдашней Москвы, она казалась ему созданной для портрета искомого им "большого стиля". Серов пишет с нее в последние пять лет жизни целых пять портретов, не считая подсобных рисунков. Раньше других, в том же 1906 году, в котором он потерпел фиаско с портретом Карзинкиной, - был сделан акварельный портрет, писавшийся всю зиму 1906/07 года. Он взят почти в рост, на диване, отсутствуют только ноги. Дольше всего искал Серов красивых линий фигуры, положив правую руку на подушку, левую на грудь. Когда была найдена почти единая непрерывная линия, идущая от локтя правой руки до нижнего конца юбки, он слегка прошелся по рисунку акварелью, несколько гуще покрыв ею лицо.
Сеансы, брошенные весной 1907 года, возобновились осенью этого года, когда Серов перевел контур портрета на другой картон, с тем чтобы, отказавшись от прошлогодней акварели, начать новый портрет. Переведенный контур не остался целиком в прежнем виде: в процессе новой работы он сильно видоизменился, были найдены еще более музыкальные линии и дана вся фигура вместе с ногами. В свое время некоторые находили в этом рисунке излишнюю изломанность, роднящую его будто бы с пресловутыми пошлыми офортами модного парижского художника Helleu, но такое обидное для Серова сравнение не выдерживает критики: в этом великолепно почувствованном движении легкой, стройной фигуры и в ритмическом беге линий есть подлинная красота, а не одна лишь красивость.
К тому же времени относится и третий поясной вариант портрета, взятого в фас и исполненного скупыми средствами угля и мела.
Однако вскоре он отказывается и от этого проекта и принимается за новую композицию. Помню, мы как-то встретились с ним около этого времени, и, когда я спросил, как подвигается всех нас волновавший портрет, над которым он работал уже второй год, Серов сумрачно проговорил:
- Бросил - пишу новый; уж очень простоват вышел: так, какая-то провинциальная барышня сидит. Нет, тут надо что-нибудь понаряднее.
Он был прав и не прав. Разумеется, портрет этот уже самой простотой всей затеи и намеренным отказом от всего, что подчеркивало бы нарядность, мало соответствует обычному представлению, связанному в свое время с портретом элегантной светской женщины. Но в то же время бесконечно жаль, что эта чудесно найденная фигура осталась неоконченной, ибо портрет принадлежал бы к числу самых удачных серовских созданий. Особенно убеждаешься в этом, сравнивая первый, укороченный акварельный вариант с позднейшим, где вся фигура умещена на картоне. Серов считал, что для данной задачи необходима наряднейшая обстановка, и он вскоре нашел ее в том же гиршмановском доме, приступив к новому, четвертому по счету портрету. Муж красавицы, В.О.Гиршман, был страстным любителем старинной мебели. Проводя все свободное время у антикваров, он собрал постепенно одну из лучших в Москве коллекцию мебели классической поры конца XVIII-начала XIX века. Как раз к тому времени ему удалось достать замечательную спальню с туалетным зеркалом из карельской березы. Тут Серов и решил писать свою модель, и здесь в течение октября, ноября и декабря 1907 года был создан тот знаменитый портрет, который украшает сейчас собрание Третьяковской галереи, принадлежа к числу пяти - десяти самых пленительных серовских произведений.
Для Серова он был нов в самых различных отношениях. Он являлся первой несомненной удачей на его новом пути. В поисках "большого стиля" таилась опасность ухода в сторону от непосредственной жизни, чем столь богаты "Девочка с персиками", "Девушка, освещенная солнцем" и "Мара Олив". Серов эту опасность чувствовал и, боясь впасть в некую отвлеченность и схематичность, отказался от первых трех вариантов портрета Г.Л.Гиршман. Ему хотелось добиться уравновешенного сочетания правдивости, жизненности и одновременно приподнятости. Для достижения этого Серов не остановился перед полной сменой техники, переключившись с масляной живописи на темперу. Данный портрет - первое произведение, целиком написанное темперой и имеющее матовую поверхность. В дальнейшем у него появится целый ряд портретов в этой же технике, как, например, двойной портрет Ленского и Южина, о котором уже была речь выше. Темпера открыла Серову новые фактурные возможности, ему ранее неведомые, облегчив красочную кладку, в масле всегда тяжелую, и сохранив свежесть и светлость красок.