Алексей Федоров-Давыдов. Место и роль пейзажа в творчестве Серова

Заросший пруд, 1888 Октябрь. Домотканово, 1895

Обращаясь к живописной технике «Девушки, освещенной солнцем», мы видим в ней дальнейшее развитие того, что раскрылось нам при анализе этюдов 1886 года. «Девушка, освещенная солнцем» как бы завершает эти поиски и достижения в пленэрной живописи, в утверждении материальности изображаемого, но материальности живой, проникнутой внутренним «дыханием». Серов мастерски передает и фактуру лица с нежной округлостью щек и тонкостью кожи, и большую твердость кожного покрова рук, и одежду девушки, и, наконец, кору дерева, стволы деревьев вдали и разнообразную зелень листвы и травы. Он уже полностью овладел пространственным цветом пленэрной живописи и пишет белую кофточку во всем богатстве рефлексов, давая широкую градацию красок от белого в высветленных местах до желтого, зеленоватого и, наконец, коричневого в тех мазках-черточках, которыми изображаются складки. Желтый кожаный пояс находит отклик в рыжеватых волосах девушки, как и румянец щек интенсифицируется в губах и в красных мазках на ее руках. Этот теплый цвет уже как розовато-фиолетовый мы видим на стволе дерева, к которому прислонилась девушка, и в оттенках почвы, серый цвет которой, в свою очередь, связывается с серым тоном стволов дальних деревьев. Очень красиво и энергично написана листва сложными мазками, которые перебиваются мазками-черточками, передающими ветки и сучья. Мазки-черточки придают живописи, ее фактуре особую выразительную остроту. Рассматривая то, как написана листва, мы видим не только богатство оттенков зеленого цвета, но и мастерски введенные в него сероватые тона, которые связывают зелень листвы со стволами деревьев. Благодаря богатству оттенков и переходов цвета, благодаря динамике небольших мазков создается и большая воздушность и как бы «дыхание» предметов, о котором говорилось выше. Листва деревьев в своей «вибрации» кажется столь же одухотворенной, как и лицо девушки, на котором игра солнечных зайчиков образует особо живую поверхность. Это сравнение не следует толковать буквально. Серов, конечно, понимает отличие лица человека от деталей пейзажа. Он, как портретист, сосредоточивает внимание на лице девушки. Нетрудно видеть, что и в чисто живописном отношении оно наиболее отработано, нарочито плотно и вместе с тем тонко написано. Тонкие лессировки его живописи коренным образом отличны от исполненного совсем иными мазками пейзажа. Речь идет лишь о том, что в этом портрете-картине все, в том числе и природа, одухотворено, что все изображение проникнуто одним ритмом, одним чувственным восприятием живого мира. Замечательные пленэрные достижения Серова в этой работе сказываются и в чистоте цветов составляющей ее гаммы. Цвета здесь кажутся как бы прозрачными, так напоены они светом даже в затененных местах. Солнечный свет действительно пронизывает всю картину, которая словно излучает этот свет.
Живописная трактовка природы, которую мы видим в пейзажной части полотна «Девушка, освещенная солнцем», чрезвычайно сходна с той, в которой написан уже чистый пейзаж «Заросший пруд» (Государственная Третьяковская галерея). Он писался одновременно с «Девушкой, освещенной солнцем» в том же Домотканове, в том же 1888 году и проникнут тем же настроением, той же тихой и спокойной радостью бытия, тем же юношески светлым и безмятежным взглядом на мир.
Связь между портретом и пейзажем проявляется и в том, что если в «Девушке, освещенной солнцем» портрет взят «натурно», то здесь пейзаж воспринят «портретно».
Серов писал очень долго этот пейзаж, который кажется как будто сразу и непосредственно взятым куском природы, не менее долго, чем портрет Симонович. И писал его, так же пристально и любовно всматриваясь в натуру, прослеживая натуру и в ее частностях и, главное, в ее внутренней жизни, в ее внутреннем ритме. Мы видим это и в разнообразии форм деревьев, и в их отражении в воде пруда, и в покрывающей его ряске, и в облаках вечереющего неба. Это пристальное вглядывание художника в формы предметов, передача их своеобразия, выражение во всем этом жизни, бытия природы, столь многообразной в таком, казалось бы, простом незамысловатом мотиве, и делает этот пейзаж с натуры картиной, а не этюдом.
Как и в обоих упомянутых выше портретах, здесь проявляется замечательное умение Серова сохранить в длительной работе, в глубоком изучении и освоении мира всю свежесть первого впечатления, всю непосредственность как бы сразу зафиксированной натуры. В этом особенно убеждает сравнение вполне законченного портрета «Девушка, освещенная солнцем» с незаконченным портретом А.Я.Симонович (Государственный Русский музей), точно так же изображающем девушку в пейзаже. Но особенно наглядно сравнение «Заросшего пруда» с этюдом «Пейзаж с избушкой» (1888, Государственный Русский музей). Мы видим в этюде те же богатые оттенки зелени, то же тонкое отношение ее к серым и коричневым тонам избушки и неба, о котором будем говорить далее, рассматривая красочное решение «Заросшего пруда». Будучи тонко и длительно разработаны, они не потеряли в «Заросшем пруде» той свежести этюдной фиксации, которую мы находим в «Пейзаже с избушкой». Это доказывает, что «правда видения» у настоящего большого художника не являлась бездумной фиксацией зрительных впечатлений, а «случайно увиденное» было на самом деле тщательно освоенным и раскрытым. Такое раскрытие богатства форм и сложной внутренней жизни природы в простом и обыденном и создавало содержательность пейзажа. Но она была теперь не в сюжете, то есть не в мотиве как таковом, а в том, как был взят и понят художником этот мотив.
Пейзаж «Заросшего пруда» как бы развивал мотив «Прудика» 1886 года. То же изображение окруженного деревьями пруда, отражения в его воде деревьев, тот же зрительно очень интересный и выразительный мотив пересечения вертикалей отражений с горизонталью лежащих на воде и подчеркивающих ее поверхность мостков. Только в большом «Заросшем пруде» вместо них дана лежащая на воде ряска. Но этюдность «Прудика», его простая фиксация натуры заменились здесь значительностью и серьезностью, содержательностью образа. Пейзаж, правда, и теперь кажется как бы «вырезанным» куском природы. Он фрагментарен в том смысле, что как бы продолжается направо и налево за раму. Фрагментарен он и в своей асимметричности, при которой правая часть сильно загружена, а левая - открыта.